Полный церковнославянский словарь прот. Григория Дьяченко

- (κόπτομαι) = плачу с воплем, с криком, или стоном, ударяя себе в грудь, - вою (Зах. 7:5).

- (ὁλολύζω) = рыдаю над кем, оплакиваю (Суб. Лазар. по 3 п. сед.); (ϑρηνέω), (2 Цар. 1:17. 3:33. Суд. 11:40); (ἀλαλάζω, 1 Езд. 3:12).

= люди в первенствующей христианской церкви, приносившие явное покаяние о своих согрешениях, которые, стоя за порогом церковным, просили входивших и исходивших верных людей, чтобы о них молились и простили им грехи. Матф. Власт. сост. М.

= щит (Миклош.).

- (σινδῶν) = полотно, простынь (Мк. 14:51. Притч. 31:24); (ὀϑόνη), скатерть (Деян. 10:11); плащиницы, (τὰ ὀϑόνια), одежды (Ос. 2:9); погребальные пелены (в нед. вс. св. на 2 стих. сед. 2); на церковном языке плащаницею называется более или менее большой четырехугольный плат из полотняной, шелковой или бархатной материи, с живописными на нем изображениями умершего Христа Спасителя, орудий Его страданий и св. Иосифа и Никодима, погребавших Его, и бывших свидетельниц погребения – Божией Матери и св. жен мироносиц. В конце вечерни великой пятницы, при пении тропарей «Благообразный Иосиф», «Егда снишел еси к смерти» и «Мироносицам женам», напоминающих о погребении, сошествии во ад и ангельском благовестии женам мироносицам о воскресении Христа, св. плащаница на главе священника выносится из алтаря на средину храма и там остается для общего поклонения и благоговейного лобызания изображенного на ней Спасителя до начала пасхальной утрени. Во время полунощницы или по окончании ее плащаница переносится в алтарь и полагается на св. престоле, где и лежит до отдания праздника Пасхи в ознаменование 40-дневного пребывания Господа на земле по Его воскресении.

= дьявол.

- (ζιζάνια) = это Lolium temulentum или опьяняющий куколь, род ржавой травы. Это единственный вид этого травянистого семейства с ядовитыми семенами. Они производят тошноту, конвульсии и понос, часто кончающиеся смертью. Растение вполне походит на пшеницу до времени созревания колосьев. Декан Стэнли наблюдал, как мужчины и женщины вырывали высокие зеленые стебли, которые арабами и теперь называются цаван (zawân), на больших полях в Самарии; но иногда они оставляются расти до жатвы и затем отделяются веялом и решетом. – Tristram, стр 488. Талмудисты допустили естественно-историческую ошибку, предполагая, что куколь «есть род пшеницы, которая изменяется в земле по форме и свойствам»; это есть отдельное растение. – Lightfoot, т. II, стр. 215.

= сарай, где лежит солома и плевы. Прол. авг. 3

= 1) сын брата или сестры; 2) родственник, сродник.

= известность, знатность, превосходство.

- (σειρά) = цепь (2 Пет. 2:4); пленица влас – косма (Суд. 16:13. 14. 19); (βὸστρυχος), тоже (Суд. 16:14, 19); коса (Пр. Д. 2:3 к.). Пленицами неизбежными – в нерасторжимых узах. Кан. Богоявл. пес. 5, троп. 1.

= название богатыря, отца Чурилы (Был.). Таинственную личность Пленка, отца Чурилы, легко объяснить обратив внимание на различные варианты прозвища Чурилы «Пленкович», «Цыплёнкович». (Песни П. В. Киреевского, вып 4, 86 = 87 стр.), Опленкович, Опленков сын, Опленков (Песни П. Н. Рыбникова. М. 1861, ч. I, 265. 269, 292-293 стр.), Щепленкович (Песн. П. Н. Рыбник. ч. II, 346), Попленковиц, Попленкович, Щипленкович, Щапленкович (Онежские былины А. Ф. Гильфендига. СПБ. 1873. 364, 618-619, 677-681 стр.), Щапленкович, (Записки императ. рус. геогр. общ. По отделению этнографии. СПБ. 1873. т. 3. 531-534. 585, 587-589 стр.) – все это варианты одного и того же слова. Обыкновенно – и это вполне законно и естественно – из множества вариантов отдают предпочтение имеющим более смысла, особенно тем, которые находят себе оправдание в истории, или филологии. Так например вариантам «Вольвà Щеславьевич, Вольгà Буслаевич, Вольга Всеславьевич» предпочитается вариант «Вольгá Святославгович», припевы «Здунинай най», «Здунинай Дунай», «Ах вздунай, братцы! вздунай, сын Иванович вздунай!» – очевидно бессмысленны, произошли вследствие ошибки слуха, измены памяти, и мы, не задумываясь, предпочитаем более правильный: «Ах! Дунай, братцы, Дунай, сын Иванович, Дунай!» Точно также мы поступим и с вариантами прозвища Чурилы «Пленкович»; мы отдаем преимущество, предпочтение вариантам «Щапленкович, Щиплёнкович, Щепленкович», как наиболее свойственным щапу (щеголю) Чуриле. Эпитеты Чурилы «Щапленкович, Щепленкович» происходят от корня щап – и таким образом принадлежат к обширной семье слов, происшедших от этого корня: «щапить, щепетиниться, щапствó (древнейшее слово, встречается даже в словарях П. Берынды и Л. Зизания), щапье, пощапка, пошапка (испорченное), щепленье, пощипка, щап, шап, щапливый, щепливый, щепетильный, щепнóй (дер. Княж. Гора лужск. у. = красивый), щепетко (баско-щепетко), щепетно – щеголять, охорашиваться, франтить, щеголь, щегольство, щеголеватый, щеголевато, пышно, красиво. Очевидно, что Чурила получил свое прозвище «Щапленкович» за свое щапство, щепленьице (щегольство), а это само собою предполагает, что его «щепленьице» вошло как бы в пословицу. Из значения прозвища Чурилы «Щапленкович», «Щепленкович» ясно и то, что оно – только эпитет богатыря, характеризующий одну из выдающихся его черт; а потому в нем не может быть и намека на отца Чурилы … Народное творчество представляет нам не мало примеров, как понятия и признаки (существительные и прилагательные) превращаются в определенные, живые лица: напр. Кудреянище – от кудрей, Хотен – от хоть, похоть в соответствие отцу Блуду, Пустоволос – от «пустой волос», малорусск. Щедрик-ведрик – от слов «щедровать, щедривки, щедрий, щедрый вечир». Также точно из прозвища Чурилы «Щапленкович» после изменения его в «Пленкович» создано народной фантазией особое лицо, отец Чурилы «Пленко, Пленчище»: Пока прозвищем Чурилы было характерное «Щапленкович», «Щепленкович», обман был еще невозможен, - народная фантазия сдерживалась тем, что самое прозвище слишком ясно указывало на свое происхождение и смысл. И действительно, в тех народных былинах, где Чурила называется «Щапленковичем, Щиплёнковичем, Щепленковичем, Щапопленковичем» мы не встречаем его отца Пленка. Но обстоятельства изменились: прозвище Чурилы «Щапленкович, Щепленкович» перешло в Пленкович; тогда ничем уже не сдерживаемая народная фантазия стала по своему трудиться над разъяснением непонятного ей выражения. Но легко было певцам испортить правильное «Щапленкович, Щепленкович» в «Пленкович», а трудно было осмыслить неправильное «Пленкович»; в таких случаях народ чем более старается проникнуть в смысл непонятного слова, тем более путает (так из «залезено» – получено – произошло «залечено», из «пощапка» - «пошапка»). Задумываясь над эпитетом Чурилы «Пленкович», народ решил, что это – прозвище богатыря по его отцу, Пленку; затем уже народной фантазии, не задумывающейся переселять своих богатырей из Киева в Чернигов, Смоленск, Суздаль и Новгород, ничего не стоило поселить отца Чурилы старого Пленка, Плена пониже Малого Киевца, на Сороге на реке и назвать по занятиям торговым гостем – Сароженином (вар. Сурожанин). Из всего сказанного нами об отце Чурилы Пленке очевидно, что в данном случае мы имеем дело не с действительным, живым лицом, а с творческим самообманом; словом, здесь мы встречаемся с одним из многочисленных фактов филологического происхождения мифа (ср. Поэт. воззр. слав. на прир. А. Афанасьева, т. I, М. 1865. 9 – 10 стр.). (Подроб. см. в кн. «Старорусские солнечные боги и богини» М. Соколова).