Сл Посѧгъ
= брак. (Лавр. лет. 131).
Сл Посѧшти
= трогать, дотрагиваться, касаться.
ЦС Потае́мнѣ
= тайно, сокровенно. Маргар. 490.
Потаеные книги
= тоже, что отреченные, апокрифы. Кормч. лист. 17 на обор. См. выше эти слова.
Сл Потака
= снисходительность, милость, нежность.
Поталь
= тончайший медный листочек. Употребляется вместо позолоты и при пришиванье: “саадакъ…шитъ…розными шолки, промежъ шолковъ поталъ”. “Три лѣтника въ сорочкахъ крашенныхъ съ поталью” (Савваитов).
ЦС Потварѧ̑ти
= превращать, применять. Жит. Злат. 79.
Потворити
= считать, уважать: “и приведоша с собою Арсенья, хотяще его поставитина владычество въ Псковъ, не повторивше Новагорода ни во что же” (Новг. лет., 4, 52).
ЦС Потво́рникъ
= льстивый угодник, чародей, колден. Март. 157.
ЦС Потво́рный
= волшебный, заколдованный, ядовитый. Прол. март. 14. Потворнымъ зелiемъ уморити его.
ЦС Потво́рство
= чародейство, колдовство. Потр. Филар. 170.
Потвор
= колдовство (по Карамз 1, прим. 506); отравление (по Неволину, VI, 278, прим. 74).
ЦС Потво́ры
= чародеяние, колдовство. Прол. окт. 6.
Потес
= часть, отделение (Акты юрид., 1504 г.).
ЦС Потира́ти
= стирать, сгладить, соскоблить. Матф. Власт. 312.
ЦС Поти́ръ
- (calix, ποτήριον) = чаша (
3 Цар. 7:26.
2П ар. 4:5): богослужебный сосуд, в котором во время божественной литургии возносятся
Св. Дары.
ЦС Поткнове́нїе
= вбивание, вколачивание; прикосновение; безъ поткновенiя человѣческихъ рукъ – без прикосновения человеческих рук (Прол. О. 15, 2 ср.).
Потник
= войлок, подкладываемый под седло и седелку, чтобы не тереть спину лошади.
Поток
= богатырь русских былин. Богатырь этот Михайло Иванович с прозвищем Поток; этому прозвищу соответствует, кажется, в болгарском эпосе турлак (Безсонова, Болг. II. 1, 201) – по сборнику Кирши Данилова, в Рыбниковском же сборнике – Потык. Впрочем, в заметках к нему и к сборнику Киреевского, г. Безсонов приводит то и другое к общему корню тъки, тьк, ток и тек, и видит в нем представление силы движения или стремления, силы неугомонной, бродячей, перехожей; - отсюда и связь Михаила с каликами перехожими, этими “потыками” своего рода (Рыбн. I, зам. II; Кир IV, зам. 33, 34). Действительно, богатырская жизнь Потыка соответствует подобному прозвищу. Г. Безсонов прав, говоря: “посмотрите, сидитъ ли онъ на одномъ мѣстѣ: какъ будто ни минуты, какъ будто только присядетъ, чтобы подняться и въ путь. Пѣсни объ немъ обыкновенно начинаются тѣм, что Владимиръ отряжаетъ его на какой-нибудь подвигъ въ далекую сторону; только лишь онъ воротится, какъ ступай дальше”… (стр. 37). Эти свойства “непоседа” г. Безсонов объясняет особой силой в древней народной жизни. “Поприщемъ ея всесторонняго дѣйствiя, говоритъ онъ, собственнымъ мѣстомъ и временемъ для силы движенiя, переходовъ, броженiя было кочевье, эпоха кочевого быть, перiод слагавшагося народа русскаго”… (стр. 34). Все это, за множеством лишних слов, не довольно ясно; но можно однако догадаться, что именно разумел, при том множестве различный слоев, какое замечается в народной словесности, и той живучести даже старейших из них, какой она отличается в былинах о Михаиле Потыке могут, пожалуй, проглядывать и черты доисторического кочевничества. Но на них налегли другие; это древнейшее “потыканье”, т. е. шатанье по свету, прикрылось позднейшим – тем гуляньем из страны в страну, какое можно видеть в другом богатыре русских былин, в Дунае Ивановиче. В самом названии этого последнего именем реки, т. е. текущей, потыкающейся, вяляется своего рода сходство с проименованием Михаила – Потоком, Потыком (Илья Муромец, О. Миллера, стр. 386 – 387).