Полный церковнославянский словарь прот. Григория Дьяченко

1) Богатый от природы, он еще более обогатился переводами с греческого. “Ясно сие видеть можно”, говорит Ломоносов в рассуждении “О пользе книг церковных в русском языке”, “вникнувшим в книги церковные на славянском языке, коль много мы от переводу ветхого и нового завета, поучений отеческих, духовных песней Дамаскиновых и других творцов канонов видим в славянском языке греческого изобилия, и оттуду умножаем довольство российского слова, которое и собственным своим достатком велико, и к приятию греческих красот посредством славянского сродно”...

2) “Сия польза наша, что мы приобрели от книг церковных богатство к сильному изображению идей важных и высоких, хотя велика, однако еще находим другие выгоды, каковых лишены многие языки”. И, действительно, выгоды эти очень метко указаны Ломоносовым.

а. Первая состоит в том, что “народ российский, по великому пространству обитающий, не взирая на дальное расстояние, говорит повсюду вразумительным друг другу языком в городах и селах. Напротив того, в некоторых других государствах, например, в Германии, баварский крестьянин мало разумеет мекленбургского, или бранденбургский швабского, хотя все того-ж немецкого народа. Подтверждается вышеупомянутое наше преимущество живущими за Дунаем народами славянского поколения, которые греческого исповедания держатся. Ибо, хотя разделены от нас иноплеменными языками, однако для употребления (то есть, по причине употребления) славянских книг церковных, говорят языком, россиянам довольно вразумительным, который весьма много с нашим наречием сходнее, нежели польский, не взирая на безразрывную нашу с Польшею пограничность” (потому что языком церкви у поляков сделался язык латинский, а не славянский).

Таким образом, по воззрению нашего ученого, одна из важнейших заслуг церковнославянского языка состоит в том, что он содействует поддержанию единства и духовной неразрывной связи как в самом русском народе, так и во всех славянских племенах православного вероисповедания.

б) Такую же прочную связь представляет церковнославянский язык и в историческом отношении, потому что именно благодаря принятому нашей церковью для богослужения и для богослужебных книг церковнославянскому языку “российский язык от владения Владимирова до нынешнего веку, больше семи сот лет, не столько отменился, чтобы старого разуметь не можно было: не так, как многие народы не учась не разумеют языка, которым предки их за четыреста лет писали, ради великой его перемены, случившейся чрез то время”.

в) Язык церковнославянский служит, по справедливому суждению Ломоносова, неиссякаемым источником обогащения живого литературного русского языка, содействуя развитию русской мысли и русского слова и слога. Воспользовавшись господствовавшею в его время ложноклассической теорией о трех слогах, он предоставил, как и подобало, роль высокого слога языку церковнославянскому, но с необходимыми оговорками: употреблять только такие церковнославянские слова, который “россиянам вразумительны и не весьма обветшалы”; неупотребительные же и обветшалые церковнославянские слова прямо были исключены из языка литературного. В слоге среднем, который должен был состоять “из речений больше в российском языке употребительных”, допускались им также и некоторые речения славянские, но опять с великою осторожностью, чтобы слог не казался “надутым”.

Таким образом, Ломоносов впервые ясно определил признаки хорошего литературного слога, в котором церковнославянский язык по необходимости должен занимать важное место, хотя его определение и имеет исключительно отрицательный характер: в хорошем литературном слоге не должно употреблять, с одной стороны, надутых, обветшалых и никому не понятных церковнославянских слов и выражений; с другой – слов простонародных и площадных. В этих пределах русскому литературному слогу предоставлялась полная и широкая свобода развития. Не входя в обсуждение некоторых крайностей этой теории, мы должны сказать, что ей в общих положениях следовали все выдающиеся писатели, начиная с Карамзина, Жуковского, Крылова, Пушкина и кончая лучшими современными поэтами и писателями.

Решив так удачно вопрос о взаимных отношениях обоих составных элементов нашего литературного языка, М.В. Ломоносов, с искренним и горячим чувством истинного патриота и поэта, говорит:

“Рассудив такую пользу от книг церковных славянских в российском языке, всем любителям отечественного слова беспристрастно объявляю и дружелюбно советую, уверясь собственным своим искусством, дабы с прилежанием читали все церковные книги, от чего к общей и к собственной пользе воспоследует: аа) будет всяк уметь разбирать высокие слова от подлых и употреблять их в приличных местах, по достоинству предлагаемой материи, наблюдая ревность слога; бб) таким старательным и осторожным употреблением сродного нам коренного славянского языка купно с российским отвратятся дикие и странные слова, нелепости, входящие к нам из чужих языков, заимствующих себе красоту из греческого, и то еще чрез латинский. Оные неприличности ныне небрежением чтения книг церковных вкрадываются к нам нечувствительно, искажают собственную красоту нашего языка, подвергают его всегдашней перемене и к упадку преклоняют. Сие все показанным способом пресечется; и российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку неподвержен утвердится, коль долго церковь российская славословием Божиим на славянском языке украшаться будет”. Это твердое и непоколебимое убеждение свое в пользе и важности церковнославянского языка Ломоносов не раз высказывает и в других своих сочинениях по языку – в грамматике и риторике.

г) Коснувшись в грамматике вопроса об ошибочном правописании некоторых слов, он говорит: “сожалетельно, что для избежания сих погрешностей не можно предписать других правил, кроме прилежного учения российской грамматике и чтения книг церковных, без чего и во всем российском слове никто тверд и силен быть не может” (§ 112).

д) В Риторике главу 7-ю: “Об изобретении витиеватых речей”, он заканчивает такими словами: “для подражания в витиеватом роде слова тем, которые других языков не разумеют, довольно можно сыскать примеров в славянских церковных книгах и в писаниях отеческих, с греческого языка переведенных, а особливо в прекрасных стихах и канонах преподобного Иоанна Дамаскина и святого Андрея Критского, также и в словах святого Григория Назианзина, в тех местах, где перевод с греческого не темен” (§ 147)..