Полный церковнославянский словарь прот. Григория Дьяченко

= ногаец, монголец, - наименование, принятое татарами со времен хана Мангу.

- (польс. zakaz) = позыв к суду из королевской канцелярии. Стат. Лит. розд. 1, акт. 14 (Словарь древ. акт. яз. юго-зап. России, Горбачевского, стр. 206).

= два рода рубинов (Пут. Аф. Никит.).

- (см. Словарь, стр. 297-298). На московском соборе 1675 года между самыми святительскими мантиями положено было некоторое различие. Патриарху, например, предоставлено носить мантию, какого цвета сам он изволит, а равно и скрижали, и на верхних скрижалях положено ему иметь нашвенные кресты (или другие священные изображения), а на нижних «звонцы». Митрополиту присвоена мантия багряновидная со скрижалями червлено-атласными, без всякого украшения, со звонцами, но в своей только епархии. Архиепископам и епископам – мантия черная или багряновидная; скрижали у архиепископов – зеленые, а у епископов – лазоревые (Указат. для обозр. москов. патр. библиот. Саввы, 1858 года, стр. 19).

= дать знак движением руки, махнуть. Толк. псалт. XII в., Пс. 50:11.

= безумец; льстец, угодник. Польс. maniak, от лат. maniacus (Сказ. кн. Курбского, XVI в.).

= жемчуг. В Остром. еванг. бисьр (бисер); корень этого слова находится в санскрите и означает светлый, сияющий – беасура, от глагола бас – светить, сиять; отсюда в наших старинных памятниках к бисеру всегда прибавляется эпитет сияющий (см. Лаврен. лет., стр. 29).

= заботливость, старание (Безсон., ч. I, стр. 44).

= славянская богиня жатвы. Во время отправлявшихся в честь ее празднеств, была избираема одна из красивейших девушек, которая ее и олицетворяла (Успенский, «Опыт повествования о древностях русск.»).

= миндальное пирожное, panis martius. Польск. marcépan и marcypan (Сказ. кн. Курбского, XVI в.).

= сановник государственный (Сказ. кн. Курбского XVI века, изд. Устрялова).

- (сарат. губ.) = холм; санс. maru – гора (А. Гильфердинг).

- (см. Словарь, стр. 299). Известно, то с древних времен на Руси масленица служит самым веселым и раздольным общенародным праздником в собственном смысле этого слова. Простой наш люд не даром привык величать ее самыми нежными именами, как например: честная, веселая, широкая, касаточка, неточка, ясочка, перепелочка, перепелины твои косточки, бумажное тельце, сахарные уста и тому под. (Общ. днев. Петрушевича; Сказан. р. н. Сахарова, II (нар. дн.). Судя по характеру масленичных развлечений, нельзя не видеть, что самая масленица есть чисто народное празднество, которое ни одною из своих сторон не касалось собственно религиозной жизни наших предков. Разве можно в этом случае указать на два обряда, которые могут говорить сколько-нибудь в пользу того, что масленица имела некоторые черты религиозные; это именно – употребление так называемых блинов и особенно умиленное прощанье друг с другом. Относительно блинов известно, что они не только у славян, но и у других народов древности составляли не только праздничное кушанье, но и употреблялись при поминовении усопших (Русск. простон. праздн. Снегирева, II, 120). О блинах, как праздничном кушанье, упоминается даже в книгах священного писания, когда говорится о царе Давиде, что он, по случаю празднования перенесения ковчега завета, «даяше по сковрадному млину» (Исх. 29:2); с другой стороны у литовцев на так называемые хавтуры и другие празднества пеклись блины; германцы в память своих покойников тоже употребляли обваренные оладьи (Русск. простон. праздн. Снегирева, II, 121). На этом основании можно думать, что и наша масленица не обходилась без поминовения усопших, тем более, что, как известно, церковь наша обыкновенно субботу пред масленою неделею посвящает поминовению усопших праотцев, отцов и братий, и эта суббота в народе известна под именем Родительской или Дедовской. Впрочем, не излишне здесь сделать предположение о том – не напомнили ли блины своею круглою формою образ солнца, в честь которого и приурочены масленичные празднества, совпадающие с весенним поворотом солнца. Мнение это нам кажется более, чем вероятным. Другой обычай масленой недели, именно умильное прощание друг с другом, есть своего рода просьба об отпущении друг другу грехов; отсюда последние дни масленицы и называются прощальными днями, целовальником, прощенным днем (Общер. дн. Петрушевича; Русск. простон. праздн. Снегирева, II, 135). Обычай этот глубоко доселе уважается русским народом, и особенно в старину об исполнении его заботились наши предки от царя до простолюдина. Один из иностранных писателей, именно Маржерет, который в XVII веке путешествовал по России, говорит, что сам был свидетелем прощаний и мирских сходок, которые бывали в конце масленицы у наших предков, и на которые являлись люди, поссорившиеся между собою. «Здесь», говорит он, - «враги и недруги приносят друг другу извинение, обнимаются и целуются, приговаривая, между прочим: да не зайдет солнце в гневе нашем» (Отголоски старины, Любецкого, стр. 200).